11 октября Православная Церковь творит воспоминание о святых отцах VII Вселенского собора. Поводом к созванию его благочестивой царицей Ириной и Константинопольским патриархом Тарасием была так называемая ересь иконоборцев.
Начало сей ереси восходит ко временам императора Льва Исаврянина, издавшего указ, предписывавший выносить святые иконы из церквей и домов и сжигать их на площадях, а равно и уничтожать изображения Спасителя, Божией Матери и святых угодников, поставленных в городах на открытых местах или находящихся на стенах храмов. Когда народ стал препятствовать исполнению указа, тогда к гонимым им святыням Лев присоединил и их ревностных почитателей. Тотчас же было издано повеление убивать таковых. И много, в особенности женщин, пало в тот день от мечей иконоборцев за свою любовь и ревность к святым иконам. Затем император приказал закрыть высшую богословскую школу в Константинополе и тем лишить православных их победоносного оружия в борьбе с иконоборцами, какое они умели извлекать из основательного богословского образования. Некоторые из византийских историков говорят даже, будто он в тех же целях сжег и богатую имевшуюся при школе библиотеку. Но гонитель отовсюду встречал резкое противление своим распоряжениям. Из Сирии, из Дамаска, против них писал св. Иоанн Дамаскин.
Из Рима, по смерти Григория II[2] продолжал писать преемник его, папа Григорий III. А из других мест отвечали на них даже открытыми восстаниями.
Сын и преемник Льва Константин Копроним (царствовал с 741 по 775 г.) не отступая от направления, принятого его отцом в отношении к вопросу о почитании св. икон, решился воздействовать, главным образом, на духовенство, потому что деятельными противниками иконоборцев были повсюду преимущественно епископы и иноки.
Для сей цели он постарался созвать Собор[3], на котором было осуждено иконопочитание. Ближайшим следствием лже-вселенского собора было то, что иконы были выброшены из церквей и большей частью сожжены, живописные и мозаичные священные изображения на стенах храмов затерты известью. Не избег такой участи даже великолепный Влахернский храм Богоматери, на стенах которого лучшими художниками была изображена вся земная жизнь Богочеловека, все Его чудеса, все события Евангельской истории, оканчивая сошествием Св. Духа на апостолов. От гонения на иконы Копроним перешел к гонению на святые мощи: их велено было выбрасывать. Так поступили, например, с св. мощами великомученицы Евфимии (приблизительно ок. 303 г., память ее совершается Церковью 16-го сентября). Мощи ее вместе с гробницей были выброшены из храма в море, а великолепный Халкидонский храм, посвященный ее имени, обращен в казарму.
Считая иноков главными поборниками иконопочитания, Копроним решился закрыть все монастыри. Многие монастыри Константинополя, начиная с знаменитого Далматского, были обращены в казармы или разрушены. Много иноков было замучено.
В царствование преемника Копронима Льва IV (царствовал с 775 по 780 г.) иконопочитатели могли вздохнуть несколько свободнее.
Но полное торжество иконопочитания совершилось лишь при императрице Ирине[4], занявшей за малолетством сына Константина престол своего супруга Льва IV после его смерти. Заняв престол, она прежде всего возвратила из ссылки всех иноков, сосланных за иконопочитание, а большинство епископских кафедр предоставила ревностным иконопочитателям. Затем возвратила св. мощам все почести, которые были отняты иконоборцами. Но императрица сознавала, что всего этого еще мало для полного восстановления иконопочитания. Необходимо было созвать Вселенский собор, который бы, осудив недавний собор, созванный Копронимом, восстановил истину иконопочитания. На этом особенно настаивал при своем избрании на патриарший престол Тарасий (патриаршествовал в Константинополе с 784 по 806 г., память его совершается 25 февраля).
«Если императрице действительно угодно, – заявил он, – чтобы Тарасий принял бремя патриаршего правления, то он согласен, но не иначе, как только под условием созвания Вселенского собора».
Выслушав это объяснение Тарасия, императрица вывела его к сенаторам и духовенству, собравшимся в Матаврском дворце для избрания патриарха. В сильной и выразительной речи Тарасий пред лицом этого собрания заявил, что, если желают, чтобы он принял патриаршество, то пусть созовут Вселенский собор для утверждения иконопочитания. Большинство собравшихся признало требование справедливым, и Тарасий был посвящен в патриархи в праздник Рождества Христова в 784 году. Вскоре от лица императрицы Ирины и ее малолетнего сына Константина, за коего она стояла во главе государства, было отправлено послание к Римскому папе Адриану с приглашением на собор. К этому посланию присоединил и от себя приглашение патриарх Тарасий. Папа отказался от чести присутствовать лично на Соборе. Он прислал от себя двух легатов: Петра, протопресвитера церкви святого Апостола Петра в Риме, и Петра, игумена обители св. Саввы в Риме же. Прибыли в Константинополь и представители от патриархов Александрийского и Антиохийского. Это были старшие синкеллы[5] их: пресвитеры Иоанн и Фома.
Помимо полномочий от своих патриархов они привезли еще и послание и от Иерусалимского патриарха, в котором он выражал свое согласие на утверждение иконопочитания. Созваны были в столицу и епископы Константинопольского патриархата. Вначале предполагалось открыть Собор летом 786 года в Константинопольском храме свв. Апостолов. Все уже было приготовлено к открытию соборных заседаний, как вдруг, накануне самого открытия, в Константинополе вспыхнул бунт среди войска, который и помешал состояться Собору. Он открылся лишь осенью следующего года (24 сентября), и уже не в Константинополе, а в близкой к нему Никее, где происходил и I Вселенский собор, в храме св. Софии. Число членов Собора в точности не установлено. Во всяком случае их было более трехсот, потому что под соборными актами имеется подпись 307 епископов. Собор начался речью патриарха Тарасия, после которой была прочитана императорская грамота к собору. По прочтении ее было приступили к разбору виновности епископов, замешанных в иконоборстве.
Затем императорский секретарь Леонтий напомнил Собору о необходимости выслушать послания о св. иконах папы Адриана к императору и патриарху. Эти послания открывают пред нами завесу самой глубокой апостольской древности и выясняют, как смотрела на иконы в то время св. Церковь[6].
По прочтении обоих этих посланий представители папы пожелали знать, согласны ли с ними патриарх и все члены Собора.
Тарасий отвечал, что он приемлет все, что написано папой: «Этому надобно следовать, противоречить ему значит поступать неразумно. И сами мы на основании Писаний, умозаключений и доказательств, исследовав истину и познав ее на основании учения отцов, твердо и непреложно исповедали и будем исповедовать, согласно древнему преданию св. отцов, живописные иконы, поклоняясь им с горячей любовью, так как они во имя Господа Бога и непорочной Владычицы нашей Святой Богородицы, св. апостолов и всех святых, но поклонение и веру будем относить к Единому Истинному Богу.
Затем было прочитано окружное послание патриарха Тарасия, написанное им к епископам и пресвитерам Антиохии, Александрии и Иерусалима при вступлении на патриарший престол и ответная на него грамота восточных патриархов. По прочтении этих посланий, отцы Собора единогласно заявили: «Мы совершенно согласны с ними, с любовью принимаем и почитаем священные и досточтимые иконы и поклоняемся им».
В начале следующего заседания по совету патриарха Тарасия решено было сделать пересмотр всех мест из Священного Писания, из святоотеческих творений и из описаний житий святых, могущих служить основанием к утверждению догмата иконопочитания. Среди последних встретилось великое множество повествований о чудесах, исшедших от св. икон и мощей. Вот некоторые из них.
В описании мученичества св. Анастасия Персянина (ок. 628 г., память его совершается 22 января) рассказывалось, что при перенесении его мощей в Кесарию Палестинскую, когда народ отовсюду устремлялся в сретение им, одна женщина, по имени Арета, впала в сомнение и сказала: «Я не поклоняюсь мощам, принесенным из Персии». Через несколько дней св. мученик явился Арете во сне и спросил: «Ты страдаешь болезнью в бедрах?»
Не успела Арета ответить ему, что здорова, как вдруг почувствовала, что действительно больна. Долго томилась она в своей болезни, затем, получив временное облегчение от нее, стала размышлять, по какой причине постигла ее такая болезнь. В размышлении она провела четыре дня. На рассвете пятого дня ей опять является св. мученик и говорит: «Иди в Тетрапил (местность в Константинополе, где находились мощи и икона святого и где строилась в то время во имя его церковь). Помолись св. Анастасию и будешь здорова».
Принесенная к указанному месту Арета увидела икону св. мученика, громко возгласила: «Это поистине тот, которого я видела во сне». Повергшись на помост, она долго плакала слезами раскаяния и встала совершенно здоровой.
По прочтении на Соборе повествования о сем чуде, представители папы заявили, что сия икона св. Анастасия с честной главой его находится в одном из монастырей Рима и в настоящее время, а епископ Тавроменийский Иоанн добавил к их заявлению, что он знает одну женщину из Сицилии, которая, будучи в Риме, получила от иконы св. мученика исцеление.
Затем было сообщено епископом Никомидийским Петром, о чуде, происшедшем от иконы Господа в Берите и приведено из Евагрия (церковный историк, VI в.) повествование об Едесском чуде от Нерукотворенного образа Спасителя.
Однажды Едессу осадил Хозрой, царь Персии. С огромнейших насыпей, сделанных по его приказанию, воины стреляли через городские стены в жителей города. Осажденные жители решились сделать подкопы под насыпи и затем сжечь их. Но огонь, который они разводили в подкопах, за неимением притока туда свежего воздуха, всякий раз угасал. Тогда едессяне взяли Нерукотворенный образ и принесли его на выкопанные рвы. Окропив образ водой, они стекавшими по нему каплями брызнули на слабо горевший огонь в сложенных дровах, и тотчас же все дрова были объяты необычайным пламенем. Обратив их в уголь, пламя перешло к верхним деревам и быстро уничтожило все сооружения Хозроя[7].
При чтении сего повествования чтец великой Константинопольской церкви сказал: «Я сам, недостойный раб, когда ходил в Сирию с царскими апокрисиариями[8], был в Едессе и видел сей Нерукотворенный образ; верные почитают его и поклоняются ему».
Много и других, подобных приведенным, извлечений из святоотеческих творений было прочитано на следовавших за первым заседаниях Собора. Когда отцы Собора, как выразился патриарх Тарасий «насытились святоотеческими свидетельствами», на средину заседаний была вынесена одна досточтимая икона, и перед ней все присутствовавшие на Соборе отцы, лобызая ее, произнесли двадцать два кратких изречения, повторяя каждое из них по три раза. Все главные иконоборческие положения в них были осуждены и преданы проклятию.
Следующие заседания были посвящены разбору определений лжевселенского Копронимова собора. Разбор этот был произведен с величайшей тщательностью. Велся он все время при посредстве двух лиц, как бы двух сторон: один читал то, что было определено лжевселенским собором, другой читал опровержение на то, что было ложного в определениях. Места Свящ. Писания, ложно истолкованные Копронимовым собором, теперь подверглись новому толкованию. Например: из Ветхозаветного Писания в защиту своих мнений иконоборцы указывали на запрещение Десятословия: «не сотвори себе кумира» (Исх.20:4).
Отцы Собора отвечали на это: «Изречения, сказанные израильскому народу, который служил тельцу и не чужд был египетских заблуждений, нельзя переносить на Божественное собрание христиан. Бог, намереваясь ввести иудеев в землю обетования, потому дал им заповедь: «Не сотвори себе кумира», что там обитали идолопоклонники, поклонявшиеся и демонам, и солнцу, и луне, и звездам, и другим тварям, даже птицам и четвероногим, и гадам и не поклонявшиеся только Богу Живому и Истинному. Когда же, по повелению Господню, Моисей создал Скинию свидения, тогда он, показывая, что все служит Богу, приготовил из золота человекообразных херувимов, представлявших собой образ херувимов разумных».
Также ложно истолкованы были лже-вселенским собором некоторые места и из святоотеческих творений. В свою защиту иконоборцы приводили, например, такое место из творений св. Афанасия Александрийского: «Как же не жалеть о почитающих творения по той причине, что зрячие кланяются не видящим и одаренные слухом не слышащим? – Тварь никогда не спасет твари».
Но Собор разъяснил, что св. Афанасий в данном месте имел в виду язычников и против них направлял свою речь; христиане никогда не служили твари вместо Единого всех Бога, как обвиняли их иконоборцы. Оказалось также, что иконоборцы часто приводили святоотеческие слова отрывочно, без связи их с предшествующей им и последующей за ними речью, отчего в этих словах мог получаться желательный для них смысл.
Наконец, некоторые из приведенных иконоборческим собором выражений оказались совершенно подложными.
Как скоро оказалось, что основания, какие приводил лжевселенский собор в оправдание своих вероопределений, ложны и недостаточны, для всех само собой стало понятным, что и сами вероопределения его, утвержденные на таких основаниях, ложны, и поэтому отцы Собора скоро перешли к окончательной выработке собственного соборного вероопределения. В этом окончательном вероопределении отцы нашли нужным сначала упомянуть о поводе к созванию Собора и о предпринятых им трудах, затем привели дословно весь Символ Веры и опровержение всех тех ересей, которые уже были опровергнуты шестью предшествующими Вселенскими соборами и, наконец, на вечные времена утвердить догмат иконопоклонения: «Мы определяем, чтобы святые и честные иконы предлагались для поклонения точно так же, как и изображения честного и животворящего Креста, будут ли они сделаны из красок, или мозаичных плиточек, или из какого-либо другого вещества, только бы сделаны были приличным образом, и будут ли находиться во св. церквах Божиих, на священных сосудах и одеждах, на стенах и дощечках, или в домах и при дорогах, а равно будут ли эти иконы Господа и Бога, Спасителя нашего Иисуса Христа, или Непорочной нашей Владычицы Богородицы, или честных Ангелов и всех святых и праведных мужей. Чем чаще, при помощи икон, они делаются предметом нашего созерцания, тем более взирающие на эти иконы возбуждаются к воспоминанию о самых первообразах, приобретают более любви к ним и получают более побуждений воздавать им лобызание, почитание и поклонение, но никак не то истинное служение, которое по вере нашей приличествует одному только Божественному естеству. Взирающие на сии иконы возбуждаются приносить иконам фимиам и ставить свечи в честь их, как делалось это в древности, потому что честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси[9] изображенного на ней».
Осмеливающиеся же думать или учить иначе, если это будут епископы или клирики, должны быть низвергаемы, если же будут иноки или миряне, должны быть отлучаемы.
Собор закончился прославлением Господа со стороны всех епископов, начальников, воинских чинов и других граждан Константинополя, в несметном количестве заполнивших залы дворца. Списки соборных деяний были посланы папе, восточным патриархам, императрице с императором и всем церквам Константинопольского патриархата.
Так торжественно закончился VII Вселенский собор[10], восстановивший истину иконопочитания и поныне ежегодно воспоминаемый 11 октября всею Православной Восточной Церковью
Примечания:
[1] Св. Иоанн Дамаскин из Сирии прислал в Константинополь три обширных письма в защиту св. икон, где наглядно изложил догматическое учение о сем предмете и занялся разбором тех возражений, с какими выступили иконоборцы. Не имея возможности лично отомстить св. Иоанну, Лев Исаврянин решился оклеветать его пред дамасским калифом. С этой целью Лев составил подложное письмо, будто бы присланное к нему от придворного калифа Иоанна, в котором тот будто бы обещал ему – Льву – предать Дамаск. Письмо было передано калифу, и мнимый виновник был присужден последним к отсечению руки, осмелившейся написать такое коварное письмо. Но поруганная правда Божия величественно объявила свой суд: отсеченная рука без всякого врачевания вновь приросла к телу. В благодарность за сие св. Иоанном была составлена известная песнь к Пресвятой Богородице: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь».
[2] Папа Григорий II написал два послания к императору. В первом своем послании Григорий разъяснил все места св. Писания, с одной стороны, повелевающее, а с другой, как будто и запрещающие делать священные изображения, и приводит свидетельства древности. «В бытность Христа во Иерусалиме, – пишет он, – Авгар, тогдашний князь и владыка Едесский, услышав о чудесах Христа, написал к Нему послание, и Христос послал ему собственноручный ответ и святое славное изображение Лица Своего. Пошли за этим Нерукотворенным образом и посмотри. Туда стекаются во множестве народы Востока и приносят молитвы». Познакомив императора с подобными свидетельствами, папа наглядно рисует всю ненависть, которую вызывают императорские указы среди западного православного населения. Император отослал с угрозой ответ, на который папа Григорий II написал свое второе послание, с прежней твердостью убеждая императора оставить задуманное им дело.
[3] Собор происходил в 754 году. Место заседаний его несколько раз менялось: то они происходили в царском дворце так называемом Гиерея, на Азиатском берегу Босфора, то во Влахернском храме Богоматери в самом Константинополе. Немало пришлось услышать проклятий от лица этого Собора всем тогдашним ревнителям православия. Немало было возведено на них ложных обвинений. В основу своих ложных иконоборческих мудрствований Собор положил вымышленные сказания и подложные изречения Отцов Церкви.
[4] Императрица Ирина была воспитана в благочестивом семействе иконопочитателей и свою ревность к святым иконам обнаружила еще при муже своем Льве IV, за что подвергалась опале и даже была удалена из дворца.
[5] Синкелл – название клириков, живших в одних кельях с епископом. Обыкновенно епископы выбирали в синкеллы людей более образованных, которые могли бы им содействовать в решении важнейших вопросов.
[6] Кроме свидетельств из глубокой древности о почитании святых икон, в этих посланиях находятся выдержки из святоотеческих творений. Например: 1) Слова Василия Великого к Юлиану Отступнику: «Приемлю и св. апостолов, пророков и мучеников, которые возносят молитвы к Богу. Поэтому почитаю и изображения их на иконах и открыто поклоняюсь им. Это предано св. апостолами и не должно быть воспрещаемо, поэтому во всех церквах своих мы изображаем историю их». 2) Слова св. Стефана, епископа Бострийского: «Относительно икон исповедуем, что они, как и всякое дело во имя Божие, дело благое и святое, потому что иное дело икона и иное дело идол или статуя. Всякое изображение, сделанное во имя Господа или ангелов, пророков или апостолов, мучеников или праведников, свято потому, что поклонение воздается не древу, но тому, что созерцается на дереве и что воспринимается. Все мы почитаем начальников и с любовью приемлем их, хотя они и грешники, отчего же мы не должны почитать рабов Божиих? Почему в память их не устроят изображений, чтобы не были преданы забвению?.. Мы в воспоминание о святых пишем иконы их, чтобы всякий, видя их на иконе, вспоминал о них и прославлял Господа, прославившего их».
По изданию:
Аверкий (Таушев), архиеп. Семь Вселенских Соборов — М.; СПб.: 1996.